Нора Галь – одна из лучших советских и российских переводчиц. Именно в её переводе с французского мы до сих пор читаем, например, “Маленького принца”. Она и другие переводчики-”кашкинцы”, по большому счёту, открыли для широкого круга русских читателей огромное количество произведений, которые занимали и занимают важное место в архивах мировой культуры.
“Слово живое и мёртвое” – книга, написанная очень простым языком. Она будет полезна не только переводчикам, но и начинающим писателям и даже учителям – всем, кто имеет дело с художественными текстами. Ведь, прежде всего, автор этой книги учит своих читателей правильно обращаться с русским языком.
Конечно же, не стоит забывать о том, что “Слово живое и мёртвое” было опубликовано не так давно – в 1972 году, но всё же за почти полвека некоторые утверждения автора стали уже не так актуальны, как тогда, когда книга впервые увидела свет. Однако большинство советов из неё и сейчас будут очень полезны.
Главное – подтекст
Любой хороший переводчик – немножко психолог, как и любой хороший бармен. Перед ним не стоит задача буквально, буква за буквой, переписать, то, что написано в оригинале произведения. Русскоязычный читатель просто не сможет воспринять такой текст. Ведь переводя художественное произведение дословно, переводчик в процессе теряет огромный пласт эмоционального подтекста. Получается сухо и неинтересно, а местами просто-напросто непонятно.
Не стоит забывать о том, что у каждого языка свои законы. И то, что, скажем, на английском будет звучать ярко, эмоционально, “так, как надо”, при переводе на русский потеряет все свои оттенки. Хотя бы из-за банального “У нас так не выражаются”. Поэтому переводчику необходимо подмечать все мелочи и тончайшие чёрточки в характерах героев. И только тогда из-под его пера может выйти что-то по-настоящему стоящее.
Слова-тяжеловесы
Если говорить именно об английском и переводах с английского, то не стоит забывать о том, что большинство слов в этом языке короче, чем в русском. По этой причине дословный перевод будет гораздо тяжелее для восприятия, чем его адаптированная версия.
Хелло и Олрайт
Переводчики прошлого почти никогда не переводили ни hello, ни alright, ни okay. Тогда перевести “hello” как, скажем, “здравствуйте”, считалось чуть ли не моветоном и так делать было не принято. К тому же все эти слова, как считалось, придавали тексту некоторую “экзотичность”, которую вставляли и к месту, и не к месту.
В английском то же самое “hello” – это приветствие, которое используется практически в любом случае, когда кому-то с кем-то надо поздороваться. Сын с отцом, двое случайно встретившихся на улице коллег, профессор и студент, – все они вполне могут сказать друг другу “hello”, если они англоговорящие. Но ведь, согласитесь, невозможно представить, чтобы, например, русский студент сказал русскому преподавателю “привет”.
Теперь, когда эта традиция уже осталась, по большей части, в прошлом, все эти частоупотребляемые словечки стали ещё одним инструментом, с помощью которого переводчик может лишний раз подчеркнуть характер персонажа, его способ общения и многое другое.
Надо ли переводить названия?
Мы привыкли к иностранным названиям и фамилиям в зарубежных произведениях. Но что делать, если фамилия персонажа, в лучших традициях русских классиков, выражает его душевные качества? Ведь в зарубежных произведениях тоже полно всяческих “Скалозубов” и “Собакевичей”.
Этот вопрос остаётся открытым до сих пор. Однако Нора Галь в своей книге приводит вот такой пример:
“А вот, думается, случай не пустячный и потому более огорчительный. Переводился заново роман Твена, почти памфлет, где остро и зло высмеяна американская выборная система, парламентские нравы, сенат и сенаторы. В море продажности и демагогии Твен воздвиг один островок – это сенатор по имени Нобл. Но ведь не всякий русский читатель знает, что Noble по-английски значит благородный, честный. Нельзя ли этого сенатора окрестить так, чтобы звучало по-английски и все же просвечивал бы смысл? Почему нельзя хотя бы – сенатор по фамилии Честен ! Ведь существуют фамилии Честер, Честертон, Честерфилд. Долго доказывал, убеждал, умолял переводчик. Ссылался на Свифта, на Диккенса… Не вышло. Ни один редактор не опроверг его по существу, но все наложили вето.”
Сейчас тоже мало кто приветствует перевод имён и названий. И это уже вроде стало привычно и правильно. Тем не менее, с этими именами и названиями для читателя или зрителя, незнакомого с языком оригинала, теряется и часть замысла автора.
Канцелярит
Это слово очень часто встречается в книге. Нора Галь приводит несколько симптомов этой “болезни”:
- Крайне редкое использование глаголов и замена их отглагольными существительными. Глагол – часть речи, которая описывает движение, действие. Без них текст становится “неподвижным”.
- Нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего – в родительном.
- Обилие иностранных слов там, где их можно заменить русскими.
- Замена активных оборотов пассивными.
- Путанный строй фразы, невразумительность, огромное количество придаточных предложений, которые толком не согласуются друг с другом.
И это далеко не все симптомы, но, думаю, смысл понятен.
Канцеляритом грешим, наверное, все мы. Я и сама люблю ввернуть какое-нибудь заумное словцо там, где его вворачивать и не обязательно. Однако всё же не стоит забывать, что краткость и простота – это, если и не залог успеха, то, пожалуй, один из способов расположить к себе.
Мистер с аршином
Этот подзаголовок я взяла непосредственно из книги – не удержалась. Звучит достаточно нелепо, верно? Вот и фраза типа “вижу его за версту” из уст английского джентльмена восемнадцатого века звучит не очень правдоподобно.
Конечно, при переводе необходимо адаптировать произведение под русскоязычного читателя. Тем не менее, не стоит забывать, чтов никаких вёрст и аршинов в Англии не было. Это всё чисто славянское. В противном случае получается “мистер с аршином”.
Немного о детях
Автор книги подчас поражает знанием психологии вообще и детской психологии в частности. Сомневаюсь, что Нора Галь углублялась в изучение книг по психологии, скорее тут сыграл роль именно жизненный опыт. И этот опыт часто оказывается гораздо полезнее, чем докторская степень по психологии.
Автор “Слова живого и мёртвого” нередко говорит об особенностях детской речи и о том, что эта речь не похожа ни на речь взрослого, ни на речь подростка. Особенно часто Нора Галь упоминает такие её черты:
- Повтор слов:
“Ты меня любишь? – спрашивает мальчик, и мать, разумеется, отвечает, что любит. Ему этого мало, он допытывается: Очень-очень ? И ответ: Очень-очень . Английское Ever so передано единственно верным русским оборотом – естественным для ребенка удвоением”.
- Порядок слов:
“Маленькая девочка что-то долго, упоенно рисовала – и вдруг бросила тетрадь, перестала рисовать. Почему? Да вот, получилась очень страшная «бяка-закаляка» – я ее боюсь .
Это известные стихи К. Чуковского. Он хорошо знал: ребенок не говорит – «я боюсь ее ». Голосом, ударением малыш выделяет самое главное, самое важное – боюсь ! Устами младенца тут и впрямь глаголет истина.”
- Конкретность:
“В начале сказки Принц говорит: «Мне не надо слона в удаве, слон слишком большой, а удав слишком опасный, нарисуй барашка». И сперва как-то так написалось: слоны слишком большие , а удавы слишком опасны . Но у автора не случайно единственное число. Ребенок не обобщает, для него существует только один, вот этот , слон и один, вот этот , удав. То же относится и к рассуждению о том, что значит приручать: не приручать вообще, а как это приручить ? Не вообще создавать – а именно сейчас, вот в этом, нынешнем случае создать узы? Потом в сознании читателя оно само собою обобщится, но спрашивает Принц по-детски – конкретно.”
Краткость – сестра таланта
По словам Норы Галь, длинные предложения с множеством оборотов и вычурные конструкции – это удел больных канцеляритом. Не стоит забывать, что в живой речи почти не используются, скажем, причастные и деепричастные обороты. Они слишком тяжелы и для произношения, и для понимания. То же и с текстами. Если вы пишете не диссертацию или научный доклад, а художественное произведение, не стоит злоупотреблять такими тяжеловесными конструкциями.
Звучание
Нора Галь пишет, что нельзя забывать о звучании предложения. Оно должно быть приятным на слух:
“Но и о звуках тоже нельзя забывать. Если, к примеру, строка вдруг загудит и зажужжит: «Но тут же мужество вернулось к нему », меняешь тут же на тотчас .”
Непрошенные рифмы также способны подпортить впечатление от текста:
“Перед первой встречей со змеей Маленький принц не увидел в пустыне ни души и подумал, что залетел по ошибке не на Землю, а на какую-то другую планету . Но тут (если переводить буквально) в песке шевельнулось “колечко лунного цвета .”
Как было избежать рифмы, которая вовсе ни к чему? Все перестановки казались нарочитыми. И не сразу нашлось решение: «…шевельнулось колечко цвета лунного луча ».”
Труд переводчиков художественной литературы сродни писательскому труду. По сути, это можно даже назвать своеобразным соавторством писателя и переводчика. Читать произведение в оригинале – большое удовольствие, однако действительно хороший перевод может даже чуть сильнее раскрыть характеры персонажей и пролить свет на непонятные моменты. И это просто невероятно.
Однако это не повод не учить иностранные языки!